TOPIC: Question КНИГА ЛУЧЕЙ СОФИИ (лирика)

Продолжу публикацию сборника.

Закован в Каменный Эфир
хрустальный блеф,
созвездий дрейф войной люциферован,
короткой памяти разбит овечий хлев
и струнный лад металлом атакован.

Срывают свист гламурных нот жрецы,
на параллелях голубого смеха.
В качелях век двухсотых грузов цинк
ломает симфоническое эхо.

Стеклянных нот слезами Глаз истёк,
системный слом транслирует удачу,
а мне всё та же мысль долбит висок:
Мольбы не говорят, их сердцем плачут.

Чахнут мёртвых объятья,
расслаблены до костей.
С синевою замешан кем-то забытый скрип.
Взвешен дымом на жёлтых стёклах пустых вестей,
Слух к никчемности приручил и спиною к горбу прилип.

Раздавая шаги, ниспадая спиной в гротеск,
На пороге бед шанс случайной любви не тревожь.
Безоглядной песне забывших свой храм невест
Наступая на горло, испепеляй их ложь.

По зарубкам шрамов старых не бей сгоряча,
Ход часов в облаках и в снегах вековых другой,
Оловянносердых бенгальской свечой встречай,
А пернатой музе печальную песню спой.

«Века грустили в уборе сиром»

Века грустили в уборе сиром,
пытаясь Неба достичь винтом,
себя мы мнили царями мира,
Взрывая порохом ночи ком.
Вращалось Небо печально-мерно,
Сливаясь с гранями башен-снов,
где зычно плавила неба серость
Тысячезвонность колоколов.
Чредою время верстает вёрсты,
как сумму микро и макро воль,
Первоначальность вернуть непросто,
Тот свет, что льется с небес сквозь боль.
Игра лукавых взрывает веру,
на землю падают хлопья тла.
Где тлеют мертвых идей химеры,
колышется техноса пустота.
В полузамёрзшей стихии драйва,
Всегда таится чуть слышный клик,
Которым в спину ударил Каин,
рассудка льдами в сердечный стык.
Но не забыли, что мы от Света,-
Потоки солнца горят в крови,-
И жжет закат голубой кометой -
Дороги ветхой весь свиток свит.
Ведь каждый знак наш - живое эхо
порывов духа свой Дом вернуть.
И зрели в муках своих успехов,
и в Свет вплетали терновый путь.
Раздроблен юностью на моменты,
хоть век небес и светил в душе,
я тек в дороге широкой лентой,
где Клио ткала свой злой сюжет.
Молчанье руша, шептали руки:
«Плывя по жизни, всю мерзость смой».
Из века в ВЕК протянулись звуки
В кипящем мареве голубизной.
Хозяин моря, ты - парус боли
и верить в Свет заставляет он,
вздымая волны небесной воли,
расширив жаром прогал времен.
Слова безродных рождали муки,
дробясь на серии соль-длиннот.
Едва сочились живые звуки,
в изгибах русла земных красот,
Но к воле вырвался Мир из ложи,
Когда был вспомнен Первичный Звук,
из Тайны вынут Предвечных ножен,
как Меч разящий, как меткий Лук.
Дышала нежно лучами Вечность,
Сгущался солнечных глаз настой,
И Небо пело спирально-млечно,
Искрилось Верою молодой.
Пусть ночь вгрызалась ветрами в глотку,
пусть темень пламенем мысли жгла,
но слой за слоем истории лодка
Прожгла глубины исчадий зла…
Я задыхался в стеклянной ртути,
где атмосферный ментален ад,
но тек сквозь гущу идейной мути
цветка растоптанного аромат.
Едва сочились живые звуки,
в изгибах русла земных красот.
Слова безродных рождают муки,
дробясь на серии соль-длиннот.
В горящих болью разломов недрах,
В нейтринных струнах, в полынь-звезде,
Нет, не осыпется Свет от ветра,
порывом сердца на Крест воздет.
Победной силой взирает Алость,
летит над миром стихир Весна,
Попутным ветром твой схвачен парус,
Бинарным пульсом рождая знак.
Вопросы бьются, костром пылая,
Качая мудрость витком-крылом,
«А кем окажешься ТЫ для рая,
где радость льется живым огнем?»
Сквозь семиструнную рябь дороги
знай: ложных вер существует тьма!
Верь: ты - мудрец, кто творит Итогом.
Так отдели красоту от зла!
Теплом бездонным соткутся ВОСЕМЬ,
Свет отфазирован будет в трон.
Умножив искры, грянь эго оземь!
Верь - будет правым конец времён!
С рассветом вместе рождено эхо,-
полынь не вечна в полях минут, -
Не те, кто мнил свою жизнь успехом, -
Живые в милость Огня текут.
Над рябью вод троеликим взором
Прочерчен святости круг в душе.
Огнь разжигая крестов узором,
Держи свой парус на вираже.
Ночные тени в сердца врастают,
во мраке ищем
Небес Огня,
и только боли печаль простая
и рушит и новым творит меня.
На плечи Неба, на сердце льется,
на лик грядущего мудрость дней
Неси посланье, как свет в колодце,
явленным
глубью небес вовне!
С рассветом вместе рождено эхо,-
полынь не вечна в полях минут, -
Не те, кто мнит свою жизнь успехом, -
Живые в милость Огня текут!


Запечатан скользящей лавиною боли
И злобой прострелен,
Зреет в идолах скорби
серебряных струн перебор.
ты ж, сменяв глухоту уединений
на вдохновенье,
Преображаешь мир рифмой изысканной в
вольный простор.
В зеленоречие,
в розовословие
- пыльные гаммы.
Снегом в небо взмывая с восторгом в мятежном бреду,
Говорящими птицами,
светом зрачков
осиянным,
Сбросив баса весомость, к Тебе, зачарованной льдами, иду.

Спаси Христос , Александр!
Художник и время!

Запечатан скользящей лавиною боли
И злобой прострелен,
Зреет в идолах скорби
серебряных струн перебор.
ты ж, сменяв глухоту уединений
на вдохновенье,
Преображаешь мир рифмой изысканной в
вольный простор.
В зеленоречие,
в розовословие
- пыльные гаммы.
Снегом в небо взмывая с восторгом в мятежном бреду,
Говорящими птицами,
светом зрачков
осиянным,
Сбросив баса весомость, к Тебе, зачарованной льдами, иду.


*
Всплески сдвинутых бокалов вина
по стеклу рассыпал свет синевой,
луч вибрирует прямой как струна,
звук танцует на губах озорной.

Очарован ромбом «ре» чар-гитар,
пьёт движенье по глиссанде танцор,
тень вальсирует в синхронности пар
а на дне оркестра тающий взор.

Замыкается спиралью аккорд,
звук сгорает на тончайшей струне,
одиноко стынет аэропорт
и бичует дождь слезинки в окне.

Русский дух

Нам говорят: наш путь из тьмы во тьму,
мы сами - тьма и в мрак шаг утопает.
Душа нирваны ждёт, потребен Миф уму,
молчанью, мол, снотворность подобает.
Скрещённый с тишиной, ум огненным волчком
запутался в Даниловых седминах.
В летучих рыбах дней расширив вглубь зрачок,
стоим сегодня в шаге от пучины.
Сменились времена и плясок пламена
в перуновых замкнулись ностальгиях.
Изми из сердца шип разорванного сна,
нашёптанного ледяной стихией!
Звук пурпура струит крылатый конь комет
с небес подножья дерзостным регистром:
МИР СОТВОРЁН КАК СТИХ!
ПОЭМОЙ - БЕЛЫЙ СВЕТ!
Что растворяется до сока в жилах листьев.
Из четырёх зверей небесных голосов
шагнула радуга энергий семицветных.
В скрещении углов, в паренье нежных слов
блаженство дарят Мать, Отец и Лето.
Да взращиваешь ты, где смерть и теснота,
басовым просверком струны цветы Невесты!
Как цвет смолы тугой, раскроет береста
нам логос начертаний неизвестных.
Когда умолкнет стих и канет в Лету речь
и звуков струнный перебор предстанет тишью,
на струях силовых из огнезрачных плеч
словесность древняя восстанет к славе вышней.
Горгулий ночь пришла. Совиных фонарей
огни таращатся, всё в камерах сличая.
Всему отмерен срок, всем протрубит Восток,
тьму осыпая солнечно лучами.
И Солнце семена секунд своих раздаст,
в мелодий тропос травы облекая.
И знаем мы, что ритм и звуков новых глас
лишь болью сердца Космос расширяют.
Под пересуды тьмы, медийных кукол сонм
низводит высшее до низменно земного,
но святорусский дух, прозрачно невесом,
был коронован как Предтеча Слова.
Когда ночная мгла вся на синь изойдёт
и время обернётся к нам Зарёю,
мука шестого дня Век Русский испечёт,
все скорби сердца вымешав с мукою…
Ведь Русским кораблём распахан чернозём
и волны подняты корней сокровищ духа.
В девичьей ли красе, в походе ль боевом
ищи свой путь отверстым в Небо ухом.

Жизнь разбрелась по тропам наваждений
В тревожных ароматах полуснов.
Мой сон в багровых шрамах светотеней -
Печаль по чистоте душевных слов.
В кипенье слов, - тьмы нынешней восстанье, -
простерлась ткань Огня молчанья швом,
но будет явью с прошлым расставанье,
Что вспомнится нам в Вечности потом?
Под крик багровый полдень разразится
И томной ночи будет взорван тик,
И Слово высветится радостной зарницей,
Где ныне лишь лукавства рдеет миг.
Безверия распятая страстями,
Душа вморожена в идей мертвящих лед,
И сменятся не для нее местами
Земля и Небо, мрак не отпадет.
Но вижу, как мерцают чьи-то души,-
Осколки света фэнтэзи-миров,-
студеных глаз в дыханье полукружий,
что теплятся под тяжестью снегов…
Лист в вазе - квантовый прыжок
сквозь
россыпь бдений,
смог механический за окнами кипит,
а сердце в Сердце ищет совпадений,
когда твой дух противозлобием привит.
По улицам, задумчиво безмолвным
среди стеклянных мифов фонарей
проходишь ты, незримым, невесомым,
несбывшейся мечтою лотерей.
Из пустоты предметами густеет
витрины ледяная синева,
плащом туманной тьмы телесность тлеет.
цветистостью рекламной вещества.
В смартфонном гуле ямного оркестра,
как озарений магниевых блиц,
как девственность пропившая невеста,
багрово светит праведность лисиц.
С фальшивой безошибочностью левой
скрывая личный ад свой под венцом,
жрецы с личиной праведного гнева
- пародия на нимб святых отцов…
Предснежный свет пролит листвою тонко,
растрёпанному духу тишь поёт,
как шёпот сказки, скрученный в воронку,
что утром с песней солнечной войдёт…
Был сам себе палач - и меч и плаха,
в желанье научиться тишине.
Дай сил мне сшить вселенную рубахой
в Твоей премилосердной белизне!
Стынь выцветет свинцом, как в чувствах - иней,
днём отмирая, взятый в оборот.
Лишь теплится на дне сердечном имя
и век Твоих мерцанье в плоти нот…



Покой
Отплясывает пир чумной
фокстрот,
а сердце ждёт молитвы созерцанья,
и огненной крылатости полёт
имеет лишь в покое основанье.
Покой души — причастия глоток,
Как таинство из песни колыбельной,
что ныне сталью распинает рок
в неистовости звука децибельной.
Как матери достойна тишина!
Как драгоценен дух её лучистый!
Прозрачностью любви освящена,
дыханием из колыбели чистым.
Зла дьявольскою сладостью пленён,
Мим неестественно повёрнутый налево,
на миг прозревший, рвётся ввысь, разгневан,
как полноту почуявший ЭОН.
Не дружит со смятением покой,
что духа совершенства сердцу чает,
и не поросший кладбищ муравой,
а тот, что на распятьях обретает.

Сквозняки экранов зло спешат творить,
роботами нано - будущность убить,
но сокровищ тёмных
нам милей Восток:
небо прячет схроны распознавших Срок -
конной белизною - выверты ума,
века паранойи - расточится тьма,
в горней вертикали шифрокоды тайн,
эндшпилем печалей - время «summer time».

Человек одолеваем
зыбью дней, пожарищ, слёз.
Со вселенною влетаем
в деградаций пылесос.
В мегаполисах гранёных
всех размерит объектив,
раздробит в колонны клонов
медий пресс
« альтернатив».
Небо льдистое не греет
сигаретною звездой,
Угль пророческий седеет
подсердечной краснотой.
Шаг устало отражает
эхом след пустого дня,
где немирен дух стяжает
мир несбывшимся меня.

Я трепет сердца листьям передам,
Покой души – соцветиям ромашек,
Серебряные тени – городам
И дымку золотую – тайнам башен.
Стихами, словно солью просолен,
Хоть главный океан и не озвучен,
И бережёт покой влюбленных сон,
Пульсация космических уключин.
Скользим между воздетых к небу рук
осенними глазами алых листьев.
Порхает воздух запахом разлук,
развоплотившейся водой морозных истин.

Прохладой между пальцев звон течёт,
пыльцой
хрустальной полночи пылая…
…когда блаженством сердце истекает,
мгновений сказочных таких наперечёт.
Метался, растревожен, ветра шум
метаэнергиями бытия иного,
огнепоклонником кленовых звёзд брожу,
золотолиственности шагом очарован.
В ладонях стрелок острая звезда,
белея снежною печалью, умирает.
Безсвязность звуков, как глаголы рая,
читая вслух с вечернего листа.
Чернильное спадало домино
с фарфорового марева экстаза
и зацветала радость лунным глазом,
шипучим снегом падая в вино.

Лепету листьев, свиткам дождя учусь,
веткам согласно киваю на их поклон,
птицей над мокрой соломой полей кружусь,
Облачных светоиллюзий простор студён.
Шаток стопЫ по раскисшей дороге шаг,
шёпотом ветреным дым перспектив размыт,
за горизонтом дробится зарницы шар,
луч твоих глаз на ресницах пушисто свит.
ЗАмков воздушных резвящийся ветер шал,
нёс парашютики, сея надежд цветы,
шарик пушистый души моей ввысь взлетал,
с твердью теряя безцветие пустоты.
Каплями солнца возложит Весна печать,
целя кропилом из Вечности в алость щёк,
звёзд огневУшных устанут глаза считать -
это девчушка отметила рыжий скок.
Всех поскакушек ты, Сонечка, озорней,
черпая в ковшик ладошек зерно Отца,
всех осыпаешь ты радостью тёплых дней,
вёсен просветы трубят из души дворца.

Осень дивною тайной нас уводит в рассвет
от экранов игральных царства сУет суЕт.
Полнит дух нетерпенье, бег по листьям румян,
в меднорозовых бденьях сок берёзовопьян.
В блёстках сонных купают растворенный простор,
с грустной удалью чая ветра с облачных гор.
Собираться в дорогу лето бабье зовет.
Ждать осталось немного - время Тайное шьет.
Из унылых погостов из тоски городов
встанет сильно и просто эра русских годов.
Там, в ликующих стаях ждет покой и уют,
там не могут представить, как друзей предают.

В брызгах стёртых созвездий
пляшут волны взрывные,
с Древа сорвано сердце,
дней инвестор молчит.
В переменах известий
все пути их кривые
и душе не согреться
слабым током свечи.
Время кончится нервных.
Срок имеет и Говор,
не равны ведь по духу
люди, звёзды и звук.
Станет брошенный
первым
камнем белым и новым,
недоступной для слуха
нотой царственных фуг.
Шанс победы устроен
так, что он совпадает
с семицветным настоем,
со свечой и струной.
Что же скомкан устало
ты у самого края
и стоишь ты изгоем
перед Дверью-Весной.

Благодарим, Александр! Омывается и очищается душа, качаясь на волнах твоей поэзии!

Сон-трава излучает тень
в гулкой прописи древних нимбов.
Раскачавшихся эвкалиптов
слышны рокоты в высоте.
С дуновением ветра схож
ликом лиственного коллажа,
к Недоступному ты идёшь,
разливая стихов протяжность.
Фонарей журавлиный клин
тянет стропами русский Ирий,
беглым странникам междумирья -
парашютную неба синь.
« Ангелу»

Когда придёт печаль ночной порой

и Тёмный город встанет на пути,

мой нежный Ангел, Ты меня укрой

крылом белее чем снежайший стих.


Зарыты искры золотые в прах,

и полночь прячется в неоновом огне,

я знаю, истина не в этих горьких днях,

как правды не найти в чужой вине.


Белее снега Твой огонь в ночи.

На перекрестке вер и скоростей

не надо слов,

снег падает,

молчи.

В безмолвии нежданных ждут вестей.


Одиноким невольником тьмы,
от любви вдалеке,
спектр слезы преломляя морозом на солнечный штрек,
от мятежных костров удаляясь, парадов алле,
ты вливаешь разгул в расцветающей Правды разбег.

Крыльев свастика с гласом сливается медной струны,
по фракталам тоскливых пространств звон тревоги разлит.
На латунных колёсах часов чёрный призрак войны,
в ледовитую мглу погружая, ум сводит с орбит.

Нет гармонии лада в густеющих стартах ракет,
смерть разлила вино в обмелевший гармонией лик.
Рваной линией губ доползи до ключей, исцеляющих бред,
в связках горла к сердцам пробивая орлиный крик.

¬
Уродством памяти град сердца обесточен.
Клонируя цепей водоворот,
бездонным одиночеством заточен,
томится в заточенье Световод.
Назойлив ощущений бунт стихийный,
глушь переулков уловляет взгляд.
В кресте прицела фабрики медийной
звук сломан, дух опутан в маскарад.
Горбатость дней, печалями лавинных,
постылость монолитных берегов.
В полупрозрачных космоса глубинах
размоют всплески молодых ветров.
Непредсказуем взгляд их, недосказан…
В стекло, горящее рассветом золотым,
струится чистотой голубоглазой,
как леса фиолетового дым.


Дум орнаменты повторяются,
множа лики в своей бестолковости,
потерявшимся эхом маемся,
в крыл парении нет уж скорости.
Эпатаж горчит пустотелостью,
колесит экипаж среди изб пустых.
Всё постылой забито серостью,
костенеет наплыв избитости.
Ритм-узор октав претворив в вино,
прошепчи мне взглядом подсолнечным,
за любовь мою не отринь на дно,
не меняй на безликость полночи.
Близорука дум перекрученность,
звёзд хрусталь лучами щетинится,
сплав застывших слов бродит тучею,
жду, когда ж душа окрапивится,
расплескается в каждой малости
Света слепком – не глин мелодией,
в монолите прозябнет алостью,
как стихов зоревых рапсодия.

¬¬К конвульсиям смыслов сведен,
не прожеван символик слой,
беззащитна душа перед магией смарт-фонотек.
Тетива звенит, направляя стрелой антител
стих рассветный свой,
самописцев хмелем больной головы весь дочитан трек.
Недостаточность полубезумцев одета в транс,
роза ветреных дел достигает полураспада дна,
но с душой уж вошёл Откровений Огонь в резонанс,
расплываются в дым пароксизмы болезней ума,
зарастают раны разорванных смарт-времён,
на измученных лицах от Спаса играет блик,
символических смыслов радогенез до глубин обнажён,
среди волн гравитаций Блаженных звенит восклик.

Желтела ночь из хищных стёкол,
гасила искорки тепла,
душа заждавшаяся мокла,
увязнув в кривь и зеркала.
И вязнет слух в речах бездушных,
и уж потоком не идет
в их оцифрованные души
из веры чистой кислород.
Крылато лиственные тени
качали меди тишину.
Настроив слух к поре метельной,
дождь косо натянул струну.
Сплетает воском тонконогим
печальный свет моя свеча,
доверчива, тиха, убога,
с крылатой тенью у плеча.

Срослись Число и мрак, как Бесконечность,
взор упирается в очерченную рябь,
и, кажется, открыть запоры нечем,
опоры нет, туманы лишь да хлябь.
Расслышь ушами свет, вонми Сиянью
среди секунд мерцающих мальков,
все умести в себе и выйди на закланье,
как Божий зрак, как пламенный Иов!
Как древо с благовонною смолою,
отдай с коры лица, из сердца Свет,
разбей окалину Божественной рукою
бездушным числам Духом дай ответ.
Дробится вечность в точках бифуркаций
в цветах и травах, в ветвях – Крестоцвет,
в пересеченьях и фракталах граций
исток размерный семидневных лет.
В ресницах восходящего светила
нанизано светозвучанье слов,
срываясь каплями с небесного кропила
творится завязь сказочных миров.
Все то, что было сжато в единицу,
вмиг развернулось в буквицу как ЖЕ
и Полнота в Трех проявилась Лицах
лучами в троецветном витраже.

Когда в прозрачной дымке утра,
залитой влажной тишиной,
вас встретит стайка незабудок,
умытых свежею росой,
и, если высоту мгновенья
душа способна уловить,
вам россыпь дивных озарений
готовы те цветы явить.
Из бирюзово-тёплой яви,
из центра крошечных светил
к вам в сердце Красота заглянет
в сиянии небесных сил.
В волну голубоглазых теней
незримо спустится душа
и в сонме чудных наваждений
в зенит взлетит, едва дыша.
Но стоит лишь холодным взором
убрать невидимый покров,
растает кружевным узором
она в запястьях стебельков.
* * *
Белолицая берёза
шелковиста и ясна;
рядом солнечную бронзу
выметнула вверх сосна.
Под шатровым силуэтом,
в лапах выпушенных ель
расстелила в пятнах света
ароматную постель.

Сед, величествен и грозен,
лес колышется, шумя
кронами берез и сосен
в храме Богобытия.
В пнях омшелых, в буреломе,
рядом с сизой стариной
зелень через неживое
к солнцу тянется листвой...

Вот лучик золотистый отыскал
росточек ландыша на моховой постели
и паучок по струнке побежал,
и тронул ветерок его качели.
Не оттого ль, что цвет тот непорочный
под сенью крошечной ладошки-лепестка
в незримое распахивает очи -
взмахнула Радость крыльями листка?
С ней я воспрянул вверх, склоняясь вниз.
В поток гармонии, в танцующие блики
я вглядывался, в зелени страниц
Божественные прозревая лики.
Смешно.
Всего лишь Чистоты улыбка -
и вот уже плыву под облака.
Так вознестись нечаянно и зыбко
по чарами лишь одного цветка!
Всего.
Но что, вдруг, Ангела рука
мне из заоблачности перышко подбросит?
Тому, кто больше ничего не просит?
Что если свечи серебристых глав
в ладонях нежного лесного изумруда
вдруг затрепещут, к Небесам воззвав,
и я в мгновенье причащусь их чуду.

*
Премудрость,
сил к познанью
дай мне!
…Светились знаковые сны,
загадывали сердцу тайны
И радость чистую несли.
Звук торопился выходить,
как Свет, как будущего корни…
Чтоб этот мир животворить
дел много есть у граждан горних...
Пропела Вечность лет струной,
взвинтились Серафимов крылья
в Свет растворённый Тьмы Живой
и… цепью ДНК застыли.

Приклады экранов в спину
и - синяки облаков.
Ушибленные равнины меж трупами городов.
Заваренный чай граничит с явью иных орбит.
Зелёные мощи вычтет к свету
листа транзит.
Разжатые ветры шквальны, как перегон огня.
Догорает рубеж финальный, светится полынья.
Разноглаз сирый «сад нескучный».
Лицо обратив к дождю,
К летним спешу созвучьям, к гулкому бытию.

Ничтожит разум полночный стих,
за вздохом выдох уныл и блёкл.
Хромою сомой под леди икс
мох странствий под камень лег.
На длинной гонке времен интриг
сочусь, как капли, едва-едва,
в морганье век облеченный миг -
отпавшая в сон листва.
Пригладит солнце полярный звук,
падет на землю финальный вал,
в руках пророка застынет плуг -
крот памяти рыть устал.
Синюшно тлеет окалин цвет.
Ключам доверилась вновь весна,
сложись из битых осколков лет,
явись как любовь без сна!
И листьев
огненных стай полёт
переведи на рассветный зов!
Как эхом выдохни перевод
на стих с языка лесов!

С сердцем в виде солнечной розы ветров,
Слово выращивает древомысленный этот мир.
Выходя дорогой из моря зодиакальных снов,
воспоминаний жестоких сорви с пьедестала кумир.
Все восторги Земли возрождаются тканью слов,
в сгустках кресто-ветвей сотворяя иконостас.
Золотыми пчёлами
струны жужжат миров,
ДРЕВА
всякий листочек имеет свой слух и глаз.
В партитуре звучащих смыслов - пламен игра,
ленты огненных рек проструились меж звёзд и нот,
изливаются реки созвездий с утра до утра.
На роскошное платье похож Твоих глаз Восход.

Свет целовал слезу росы мгновений -
романтики нетлеющий мифрил.
От вод тяжёлых смертного забвенья
нарциссов ароматов вдаль манил.
Проснулись лужи в радостной капели,
от тёплого дождя прозрачен фон,
всех ароматов нотных параллели
бутонов утра вскроет ксилофон.
И взгляд недобрый праведников мести,
как воск растает в плазме роз и астр.
В торжественном течении созвездий
блеск лезвий аналитиков угас.
Полураспад прозрачной вертикали
луч золотой межоблачно сжигал.
Ослепших глаз совиных магистралям
волной обратной звук повелевал.
Вне тела, вне прогнозов и историй,
рассудка равновесье потеряв,
периметра держусь высокогорья,
пернатых и заоблачных застав.

Надо отобрать что-нибудь небольшое в нашу Книгу, на одну полосу. Самое лучшее...
В качестве эпиграфов можно подобными кусочками приукрасить главы, где по смыслу подходяи:
Премудрость,
сил к познанью
дай мне!
…Светились знаковые сны,
загадывали сердцу тайны
И радость чистую несли.
Звук торопился выходить,
как Свет, как будущего корни…
Чтоб этот мир животворить
дел много есть у граждан горних...
Пропела Вечность лет струной,
взвинтились Серафимов крылья
в Свет растворённый Тьмы Живой
и… цепью ДНК застыли.

Илья Тырданов wrote: Надо отобрать что-нибудь небольшое в нашу Книгу, на одну полосу. Самое лучшее...
В качестве эпиграфов можно подобными кусочками приукрасить главы, где по смыслу подходяи:
Премудрость,
сил к познанью
дай мне!
…Светились знаковые сны,
загадывали сердцу тайны
И радость чистую несли.
Звук торопился выходить,
как Свет, как будущего корни…
Чтоб этот мир животворить
дел много есть у граждан горних...
Пропела Вечность лет струной,
взвинтились Серафимов крылья
в Свет растворённый Тьмы Живой
и… цепью ДНК застыли.

Большое спасибо соборушкам и тебе, Иля, за оценку, но что выбрать, не имею ни малейшего представления.
Сейчас у меня только одна задача последняя, точнее финальная осталась, усвоить Книгу и последние файлы Ильи. Ныряльщик Илья ныряет в глубины и достаёт оттуда то крупный жемчуг, то рубины, то изумруды. А я жадный, хапаю всё, распихиваю по карманам ментальным, и то хочется и другое. Но карманы у меня дырявые, дискурсивные и оттуда всё вываливается. Я снова подхватываю, подвязываю, а верёвочки-то старые, гнилые, синодальные, рвутся. Стихи - это способ удержать сокровища. Господи, ну не философ я ни разу. Язык Ильи очень нравится - это сплав поэзии, богословия и православной физики.

В прощальных ритмах веков агоний
за сроком новый шагает срок.
Бредовым смехом стальных ироний
нас пеленают магистры строк.
Пинают хлебные корки плача,
любви страшатся, как бес креста,
обожествившие миг удачи,
мираж целующие уста.
А я в потоки их мантр и песен
всыпаю угли своих стихов
и с губ срывается: Да воскреснет
любовь, взорвавшая сталь оков!
(iron – англ.-железный)

Кошмарами смарт-облаков
хлестали розовые плети,
всезнание инферносети
мигало веками веков.
Разбита в биты синевы
седая грусть стеклянной руны,
мигая ложем пятиструнным
в зрачке оранжевом совы.
Крошились атомы секунд,
дробили вечность стрелки мига,
взрывала разума квадрига
слов любящих небесный грунт.
холодного Рассудка взгляд,
зрачком из тьмы во тьму вперяя,
из полноты благого рая
схимичил техногенный ад.

В зыбких волокнах света
раскачаны зеркала,
паранормальным бредом –
лед по краям стекла.
Накрест располосован
слов мониторный лоск,
ржавчиной дней-тусовок –
створок оконных холст.
Усталой толпой у обочин
деревья сигналят «стоп»
в параллелепипед ночи,
в дум антрацитных гроб.
Где, шин излучая шелест,
асфальтовых глаз поток
в каменные постели
сизый вливает смог.
Где в маго Гео разломах,
в тканях бытийных швов
шьется ночей истома –
мозг - паралич миров.

КВАДРИГА

Обезкровленный воздух тасует сердечную взвесь,
скалит город бетонные зубы в хмельных новостях,
бродит конь вороной под названием праведных месть,
возвращаются смыслы, распятые на площадях.
Фейерверками масок рассвет внутривенно скис.
Проступает на фотобумаге аргентум бед.
Как сожжённому сердцу вернуть забытийный смысл ?
Ключ потерян во мгле и утрачен маяк побед.
Круговертью событий запутаны швы времён.
Говорят, срок служения веры навек истёк.
Спиц рассыпанных слышится лишь похоронный звон -
развалился, возничий, квадриги твоей возок.
Хищным сумраком глаз
растревожен аккорд струны,
и, закутавшись в шорох молчанья веков,
глядит
обречённостью в чёрное знамя зрачок войны,
вписан каторжным строем в смирившийся с ложью быт.

Окольцованный дымом на струнах метался рефрен.
Безголосица горлом впитала вкус запредельных снегов.
На стезях одинокого танца пульс нервов и вен
выжжен циклами нот, обожжённых на стали колков.
С волн сердечных срываясь, мерцает рубиновый риф,
окроплённый изящным полётом вибрации рук.
На аккордах солируя, бьется окованный гриф,
на нейронах сходясь, возвращаясь в сердечный стук.

Сколько дней твоё сердце скиталось вдоль красных рек,
в мониторе оконном фрактально шумит листва.
Алых росчерков крыльев полётный окончен век.
Граем галочьим вспуганный, пафос угас костра.
Ядовита, проникшая в сердце, стальная мгла.
Обожжённому сердцу не страшно невинность жечь.
Утверждая, что истины нет, ни добра, ни зла,
пусть ты славишь покой, но твоя равнодушна речь,
где та мера любви, что ни суд, ни закон не страшит?
Розоватую воду любовью зовут те, кто серости мил,
но рокадным шоссе слово Правды за Словом бежит,
если пепел одежд твой полёт в небеса не затмил.
Я смотреть на людей свысока никогда не рискну,
ядовитого гнева цветы распыляют лишь дым.
Отколовшийся от первопричин, луч уходит ко дну,
бренным мигом горят топоры из хрипящих годин.
Упивается бедами дней колокольный трезвон
перед арфой, взрывающей радуги ионосфер.
Сердцу доброму волчий не писан от мира закон,
щемит сердце вибрация банковских цифрохимер.
Шкуру Агнца распял ныне квадро гранёный экран,
Красоту в разрушении ищут, играя песком,
тщатся врезаться словом алмазным в джи-G-обсидиан,
но в запёкшихся глотках лишь горечи сушится ком.
Алым росчерком стелется пламя грядущих комет,
человек из Эдема был изгнан своим же судом.
Вам, не верящим в Космоса сшествие явных примет,
станет ясно до йоты, до чёрточки, только – потом.

Родством молчания и гнева век сей
скурвен,
меняя дух на плотский скотодром.
От роз с шипами взгляд души прикурен
и запускает пепельный синдром.
Сквозь сеть ресниц в мишени глаз бросает
заряды пуха тополей народ,
так белый век от неба прорастает
крылом до сердца и наоборот.
На кроны жизни спущена истома -
сюжет летальный грузит форс-мажор.
Мой вечный сорванец опять вне дома -
ушёл в сердечно-струнный перебор.
Из фатума кардиограмм проистекая,
ласкает слух мелодия дождя.
Сиюминутностью платить душа желает -
дну родников - аккордами огня.

*
Растянули патронташ в лужах на асфальте
апельсины фонарей - эхом в тупике.
Вздрогнет памяти калаш эпосами скальдов,
дикой песнею аллей, зАмком на песке.
Жизнь привычкою жевать, треску мачт не внемля,
сероглазо целовать сахарный прибой?
Не по мне «святая рать» под фэн-шуем древним.
До свиданья, леденцы, вызван я на бой!
Плещет плазмою вино, молодо и сочно,
опрокинут в небеса алый зонтик губ.
Светит в пыльное окно месяц неурочный,
льётся сумрачно прохлада в каменный поруб.
Вспыхнет ветер за стеной – золотая драга –
пылью, крошкою табачной прилелеет стол.
Серебристой тишиной приютит бумага,
сказкой призрачной пригрезит огненный глагол.

Распятый в лучах мгновений,
улыбок, сплочённых с адом,
«восставшими» тьмой и светом
искромсан твой фейерверк.
Неряшливостью осенней
кленового маскарада
согрето предсердий кредо,
процежено в листьях вер.
Как ворон в руинах строчных,
немудрый ничуть, ни разу,
привычен рождаться утром
в стальных переливах свет.
Подстреленный вечной ночью,
туманами препоясан,
округлостью дат поруган,
вдыхаешь огонь примет.
Слетаются, затухая,
на гул сквозняки мелодий,
чреватых дыханьем детства,
сгустившихся радуг грусть.
Улыбки щербато тают.
под масками дней-пародий
густеет попытка к бегству
«когда же я соберусь?»
От привкуса перегара
разгаданности «преподобных»
беги, в облаках процежен,
нахлебник иных красот.
Не обессмертит старый
изношенный дольник лобный.
Сплочён с синевой безбрежной
душ пламенных эхолот.


Не гипнозом незрячих глаз -
кодом новым весь мир прошит,
мятежей законность и стрелы ума поддельны.
Умерев, возродить экстаз
неделимости ламп души,
безупречность - против дискретности
искр поленьев.

Чувств порывы, причуд разброд -
в перекличке с росою всплеск,
призрак пепельный, легион пустоты безверий.
Вдохновенно крылат исход,
воспаленных секунд протест,
захлебнулся всхлип в апофеозах агрессии Зверя.

Обезсиленной правды стон
как безвременья признак дан,
пальцы падали сквозь одинокой нежности грёзы.
Расколдован и вновь крещён
обездвиженный сад осанн,
золотым подолом протуберанцев мели берёзы.

Шагая по обочинам-рефренам,
Дорогою нелёгкой одарён,
то приближаюсь к чувствам, то бегу их плена,
меняя украшения на стон.
В Солярисе из солнечной опары
размазан поцелуев тонкий слой,
глотает очертанья тротуаров
беззлобие улыбки огневой.
Дождь угасает в меди звуков струнных…
Квадрата парусного чёрный сериал.
Виждь! рвётся над ледовым сном лагуны
и всё алее солнечный накал!

Ночь упрятана в тени век,
болью чёрной обуглен глаз
и волос Твоих чёрный снег
напластован на алебастр.
Вшит в извод моих губ Фавор?
Разве сам я себе солгу,
что гоню из души укор,
Что светить без Тебя не смогу.
Хоть забвенью Тебя предам,
пусть себя я перехитрю –
занесу в вековечный спам,
но Тебя до небес люблю.
Снова к струям звёзд на стекле
удаль сердца являет счёт,
полусонной ходьбой во мгле
Ночь окольно к Тебе влечёт.
Словом вспарывая целину
не явлённых ещё миров,
вижу в них лишь Тебя одну
средь пожарищ и катастроф.

Дрейфует немочью забот анабиоз,
извлечь огонь из памяти мешая.
В мгновениях стиха перпетум слёз
в осенних листьях к небу воздевает.
Сплавляя с серебром покой луны
твой космос тайный сердца навигаций
на силуэтах мыслей вороных,
знамений устрашающих и акций.
¬С лунатиков дремучесть древних спала,
взошли из Книги наши имена.
Бедой изранен жёлтого металла,
сегодня избран я Восставшим ото сна.
Молчанье голосами разложило
глубины на созвездия длиннот,
звучанье мудрых нот ночных снежинок
из Вечности Причастием идет.

www.neizvestniy-geniy.ru/cat/music/shans....html?author#content

Александр Вербовский wrote: Ныряльщик Илья ныряет в глубины и достаёт оттуда то крупный жемчуг, то рубины, то изумруды. А я жадный, хапаю всё, распихиваю по карманам ментальным, и то хочется и другое. Но карманы у меня дырявые, дискурсивные и оттуда всё вываливается. Я снова подхватываю, подвязываю, а верёвочки-то старые, гнилые, синодальные, рвутся. Стихи - это способ удержать сокровища. ..

Инга wrote:

Александр Вербовский wrote: Ныряльщик Илья ныряет в глубины и достаёт оттуда то крупный жемчуг, то рубины, то изумруды. А я жадный, хапаю всё, распихиваю по карманам ментальным, и то хочется и другое. Но карманы у меня дырявые, дискурсивные и оттуда всё вываливается. Я снова подхватываю, подвязываю, а верёвочки-то старые, гнилые, синодальные, рвутся. Стихи - это способ удержать сокровища. ..

Спаси Христос, Александр. А мне из этих сокровищ понравилось вот это - лучезарное:

Когда в прозрачной дымке утра,
залитой влажной тишиной,
вас встретит стайка незабудок,
умытых свежею росой,
и, если высоту мгновенья
душа способна уловить,
вам россыпь дивных озарений
готовы те цветы явить.
Из бирюзово - тёплой яви,
из центра крошечных светил
к вам в сердце Красота заглянет
в сиянии небесных сил.
В волну голубоглазых теней
незримо спустится душа
и в сонме чудных наваждений
в зенит взлетит, едва дыша.
Но стоит лишь холодным взором
убрать невидимый покров,
растает кружевным узором
она в запястьях стебельков.

Ищу тебя, о Ангел Света ,
Ты Жизни Вечности залог .
Спасибо, Александр, за стихи о Ландыше , цветке пророческих Откровений .

Растворившийся в снежной печали просторов,
Просветлев серебристою лужей до дна,
Породнившись с дождями и сумрачным бором,
Дух мелован прохладой берёз полотна.
Но лишь ставни очей растворишь на реальность,
Как опять проливается в сердце огонь
Инфракрасной по-адски тоски церебральной,
А не тот что в лампаде, несущей покой.

Набухают слёзы светом
По-над пропастью во ржи,
Взмах ресничный ждёт ответа:
Что таишь на дне души?
Дней заснежена туманность,
Безсердечен звёздный лёд,
Дух раскручивает бранный
Слов убойных огнемёт.
Заражёны язвы бытом,
Жаждем сердцу перемен,
Чаянье небес разлито
В тишине тюремных стен.
И в рассвете дня шестого
Серебром шепнёт труба:
- В каплях солнечного слова
Зреют вечности хлеба.

Покупал себе сердце бродяжье
валютой лет,
Что ж надежды и веры в швах порван
твой личный парус?
И парчовое звезд полотно враз звоном
свинцовым соткалось,
И с богами чужими последний пропет куплет.
По скрипящей планете зигзаги заборов КУ
Расквадрачены без крайнего камня – Христа.
Пустотою укутанный, фарсовых фраз разгул
На изнаночный мир пустоты пустотой восстал.

Октябрьской парчою в полнеба расцвечен летящий огонь
Берёзовым золотом и янтарём на углях дрожащей осины.
Оранжевый таял от солнечной дрожи в расплавах покой,
Собирая секунды любящим сердцем в седмины.

Тело, спрятанное в парфюм,
Под колёсами лет надгробий,
В необитаемость скрыто дюн,
В зазеркалье харизм и фобий.
Лажей каждый угашен смысл,
Дождь стеклянный грустит в откосах.
Лечат боль не фантомов сны -
Лишь алфавит птицеголосый.
Рассыпается суть на два,
Сон-полынь атомистов тает:
Псы, не помнящие родства,
В туче радия догорают.
Брызжет скрипка вины вином,
Шарм - внахлёст с увяданьем постным.
Чьим там Троя взятА конём?
Жизни кто предпочёл погосты?

Танцует дым, клубится вороньем.
Земную жизнь пройдя под листопады,
Стих обретён как мерность звукоряда,
Боярышник затеплился огнём.
Как тонкий шёлк мотив свечи истёк.
Слова сплетаются, как точка невозврата,
Как просверк молний грозного раската,
Где призрачный туман на плечи лег.
Ещё снег одиночества являл
Лик уникальности в молчанье елей строгом.
Явил иную ипостась любви, как Бога,
Костра и рыжих вихрей карнавал.
Пророчества ночная ось
в координатах рифм вращалась,
На радуге шоссе плескалась
сирени ломаная гроздь.
Рвал нереальность на восток
взгляд сумрачнее серых граней,
Правее угольной печали
тёк мыслей ледяных поток.
Глаз безответная слеза,
исток оставив покаяний,
Протачивает на путях исканий
путь в неземные города.
Скорбящий скособочен сруб.
Закатит рукава Царь-отрок,
Развеет полночь белый порох,
орлом расклёван будет труп.

Печали тлеющий ожог
Оранжевым светился марсом,
Взгляд на снежинки рассыпАлся
Шаги сминали звёздный шёлк.
Взгляд упирается в тупик
Очередной безгрешной веры,
Прощайте сны эсэсэсэров,
Ум к новой матрице приник.
Мрак под лицом круги пускал
Спиралью сигаретной дыма,
А разум с памятью незримо
С приютом грусти совпадал.
Звёзд вифлеемские углы
Считают герды и алисы,
где рассекают биссектрисой
шестых времён цари-орлы.
Квадратный силуэт багров
В закатных кирпичах окраин,
Фонарь аптечный неприкаян,
Исчерпан глянец мёртвых слов.
Стыдится вещее зерно
Стекла чарующих абстракций,
Мик Джагеровых сатисфакций,
Травы гордящееся дно.

Размытым поворот на Лето стал.
Глаза и уши соблазняя бездорожьем,
Балласт осенних аллегорий опускал
Твой взгляд в колодец неба осторожно.
Рассыпчат звук хрустящей тишины.
Лесов железных отголоски отзеркалив
В рокадах необъявленной войны,
Вновь Белоснежке петь о власти правил?
Метут лучами трасс ночных авто.
Самозабвенных времени скитальцев
Овеянных эфиром постояльцев
Триумф распахнут в песенный простор.
На поцелуй щека обречена.
И от него не уклониться в глушь мирскую.
В рассвете переливчатом весна
На царствие терновно коронует.
Небесная окрепла хмурь висков.
Окаменели циклы воздыханий.
День вымерз, новых мирозданий
Ждёт небо в крыльях серых облаков.

Топчутся в памяти листья и мысли,
Запахов всполохи им приготовь.
Над наготою бумажной зависнув,
Видишь, как чья-то нахмурилась бровь?
То, что казалось вчера невозможным
В тягостных струях диезов дождя,
Вдруг оживилось пером осторожным,
Россыпь фантазий на свет выводя.
Хмурится бровь, под ресницами тени…
Ну же, улыбку на окна пролей!
Видишь: к истокам стихорождений
Вечность всё ближе, всё грозовей!
Стихопричастием сердце согреет,
Слёзы со щёк твоих ветер слизнёт.
Скоро уж алый парусник Грэя
К солнечной гавани заберёт.

Помолись мой брат, чтоб я без затей
принял смерть свою за наших детей.
За детей, мой брат, за детей
Пусть от рук погибну недолюдей.
Ты, конечно, всемогущ, наш Господь,
Сам всё видишь – мы только лишь плоть
ЧТО ЖЕ РУКИ ПОДНИМАЮТСЯ "ЗА",
там где потом пропахла кирза?
Над землёй родной разносится стон,
У Тебя же не один легион,
Сам Петру же в Гефсимане сказал.
Что же царствует звериный оскал?
Что ж так тяжко, что ни словом сказать.
Ты же Сам с Креста жалел Свою Мать!
Над Россией словно ночь воронье
А с экранов льётся только враньё.
Где же, Боже, Твой воинственный стан?
Я ж не сапиенс, не плод обезьян.
Не за них распяться к нам Ты сошёл.
Что же кровь мою ты ценишь грошом?
Вся Россия, вся Россия в огне,
И не ведает, в какой Ты цене.
- Что ж ты стонешь? Ты не жалкая тварь,
Ты - мой друг, по духу сам бог и царь.
Херувимам сам ты высший закон.
Что ж страшит тебя игрушечный звон?
Что же, друг мой, ты не веришь в успех,
Если Я распят за русских за всех?

Крылом проросший в тишину
В торосах ледяных ироний,
Событий тайных глубину
Рискуешь ты лепить в ладонях,
Когда выстраиваешь храм.
Свой… По гармониям исхода.
Но не ценой дешёвых драм,
К потехе падшего народа.
Там, в обожжённой немоте
Неоцифрованного сердца,
Ты тянешь храм свой к высоте
На пик Сионового скерцо.

День вчерашний в беззвучии глаз продрог,
Эхо стигматов замерзших минут молчит.
Горек жар на каплях стекла дорог
В ранах, стянутых мглою вокруг свечи.
Мудрых охвостья упруго пружинит век,
Мехом рыжим сметая стеклянные искры луж.
Дворников автооконный на месте бег
- дуги в полях золотых в пустоте из стуж.
Пьяным простором раздавлен эфирный гул,
Тих и торжествен лиственный строй минут.
В дебрях галактик ветви орбит тянул
К струнам сердечным энергий полночных жгут.

Сколько дней я леденел,
Всё душой мечтал согреться.
Кем намолена ты мне
без стальных решёток в сердце?
Ты явилась мне такой,
Как в чудесном сне когда-то,
То ль придумана рекой,
Шуму вторить перекатов?
Или выплакала ночь
В облаках слоисто-лунных,
Одиночество толочь
Ветром парусным в лагуне.
Нет, пожалуй - солью слёз
Йорика в пустых глазницах,
Что фонемною искрится
Плазмой инея в мороз.

День бледнел кинолент витком,
Грудь сосала змея потери,
Тикал таймер тревог зрачком,
Фронтом облачным в просинь целя.
В траекториях злых сердец
Жжёт нагрудное оперенье,
Окольцована боль в свинец,
Звук
минорной зудит мигренью.
Может, с небом Ты симбиоз,
Окаймлённый усмешкой нежной?
Сбитый ветром, в сиянье гроз,
Леденящий коктейль нездешний?
Аромат - Твой во мне двойник -
Шлейфом тянется чист и долог,
Как просроченный сердца крик,
Что не вылечит кардиолог.

Недопета поэма повисших в безволии рук.
Безысходность лучится изломом печальным рта.
На аккордах век отражается веток стук.
Оловянный солдатик, уймёшься ли ты когда?
Как заложник, недвижимым взором в стекло уткнусь,
На инь-яновый ритм заглядевшись огней витрин,
И клянусь, постоянно, забыть клянусь…
Только сердце вальсирует вечное раз-два-три.

Спозаранку встану я, светом сотканный,
За тебя прочту молитовку я кроткую.
Накрахмаленной сорочкою берёзовой
Встанешь ты перед глазами в дымке розовой.
Не мути красой мне сердце, Ненаглядная.
В вековечном этом споре Кривды с Правдою,
Говорили люди мне: будь поласковей,
Не считай ты эту жизнь белой сказкою.
Перекаты, перевалы, перелесочки,
Год который жду-пожду от Лады весточки.
Крепко держат сожалений чувства прошлые,
Иссушили, истерзали сердце в крошево.
Да наполнится молитва умилением!
Закадит черёмух цвет откровением.
Не желает вовсе быть лишь любовницей.
Что на сердце у тебя, да пусть исполнится.

Нарисованных снов проходец,
Наваждений осенних вор,
В резонансе чужих мелодий
Сердце входит в ночной дозор.
Недосказанная в шансонах,
полуправдой шепча, кричит
Безконечная протяжённость,
фантастичнее эфемерид,
Облечённая в лихорадку,
Изнемогшая в гласах труб,
Обагрила Любовь без оглядки
Шрамом ставшую сухость губ.

Зов растревоженного мая
Течёт по венам ядовит.
К губам разбитым прижимаясь,
Любовь не требует любви.
Размерено по тикам время
Часами птичьими в лесу.
Со лба смывая липкость теней,
шум вызеленных лет несу.
Обласканные нот приливом,
Читая грёзы по губам,
Листают ветки торопливо
Отточье птичьих телеграмм.
Стихами вывернуто сердце.
Младенца голос вдалеке
Исторгнет внутренняя дверца,
Как сок в растоптанном цветке.
Из языков пламен словесных
Под воспалённый хрип струны
Обрящет лев ночную песню,
Как зов Небесной глубины.
Под пламенем холодной плазмы
Обломанного в звоны льда
Клонируют нас телефразы
Адептов марлевого рта.
Любить не значит
с тьмой сюсюкать,
Под звукоряды полузвезд,
Метелью розовой баюкать…
Без терний не бывает роз.
Себя от света отлучая,
Полотнищами дней обвит,
Ты будешь пить цветковость чая
Из чаш фарфоровых обид.
Волн травных ветреною грустью
срывая позы бытия,
Печаль моя тебя отпустит
Прозрачной музыкой дождя.

Обесцвечено стынью лето,
Обеззвучен небесный склон,
Профиль стёрт на двери заветной
Тайн эфирных Бог Звук лишён.
Аномальности ищут в зонах
И в неврозах - с корнями связь.
Жвачкой матрицы просвещённый,
Ум цепляется сном за власть.
В духе ж русском дыханье мяты
В слух врывается ритмом птах.
Филигранями в скань раскатан
Стих написанный впопыхах.

Благословенный воздух -
дар
от радостранствий.
Безпамятности разрывая круг,
Не глобуса тревожит нас пространство,
А Вечности неведомой Предзвук.
Рассветом к Небу, тянущему руки,
В телах рассредоточен дней отсчет,
Корабль к нам Солнцем капает и Звуком,
Не хлебом лишь единым мир живет.
Как шея лебединая в день века,
Воскрыльями над сумрачной землей,
Ветвясь по дельтам мышц, по крови рекам,
Живая вера правит колеей.
Звучанье запахов цветных и линий терпких,
- Вино, разбавленное в сети - сети кровь, -
Ловлю и я прозрачно, чисто, крепко,
Своею верой радостную Новь.

Взгляд обратился в перст самозабвенья
И раздувает в лампе мотылек.
Как звука оборотное виденье,
свечой вплывает Музы уголек.
Отзвученная шелестами осень
ведет оранжевые хороводы пран.
В узлах дорожных луж мутнеет просинь,
Творя из сполохов лимонных листьев
Храм,
Минуты капают, твердея в одночасье.
Стреножен пламень, ветрен и крылат.
Искрят на стыках гласные в согласье,
волнует слух ритмический расклад.
Прозрачно сотканы и с невесомым звуком
Орбиты паутинные плывут,
фонтаны клёнов пламенного круга
в родство сердец стихирное зовут.

Под шлейфом взгляда всадник бледно вызрел,
Танцуют мысли с шагом невпопад,
Запястных жил малиновы капризы,
Сквозит под кожей вечера закат.
Оранжевый экран кленОв и зыбок,
Всё гуще в сердце сеть больных примет,
Прочитан весь завет былых улыбок,
Кровоточит на лужах листьев след.
Дуэтом с вечностью
времён поток стирает
До пепла бритвы прошлые обид,
Тревожных теней звуки умирают
И странной тишиной печаль пьянит.
Стал взор колюч, ветрами дней отточен,
И сожаленьем вскрыты вены снов,
Их пепел оседающий просрочен,
как соло снежное, ушедшее в озноб.
В лавине чужестранных наваждений,
к бессоннице прилипчивых порой,
исход для сердца нахожу в дожде я;
нот капельных не скучен мне настрой.
И стих растёт, пусть метеозависим,
то скорбно, то насмешливо звуча,
в поток вливаясь неотмирных писем
как плачущая в небеса свеча.

Многоэтажно множит ночь
колонны света,
Тих в неусыпной песне, вьётся снег,
На сполохах оконных силуэты
Колышут теней невесомых бег.
В тумане зыбком бархатной портьеры
Куражится рун тайнопись гирлянд
И рушится мир плоско одномерный,
И космоса бушует океан.

Я трепет сердца листьям передам,
Покой души – соцветиям ромашек,
Серебряные тени – городам
И дымку золотую – тайнам башен.
Стихами, словно солью просолен,
Хоть главный океан и не озвучен,
И бережёт покой влюбленных сон,
Пульсация космических уключин.
Скользим между воздетых к небу рук
Осенними глазами алых листьев.
Развоплотившейся водой морозных истин
Порхает воздух запахом разлук.

Этот мир отсёк от Неба
Времени кровавый шторм.
В пиках выпавшего снега
Сердце корчится шутом,
Измочален чисел блефом
Глаз подлунный циферблат,
В рожках циркульных прорехой
Полушарий перекат
Имитирует мобильность.
Сердца спящий карантин
Сторожит улыбкой стильной
Чёрно-белый арлекин.
Впаян в снежную порошу
Памяти своей, брожу,
Лет нестиранную ношу
В белый стих перевожу.

Раны сердца пахнут хлебом.
Истин горемычных сноб,
Шаг за шагом, след за следом,
Ты исследовал свой гроб.
Сердцем ли, умом ослепшим,
Всё искал наличный код,
Рыскал петом безутешным
У распахнутых ворот.
Звёзды гончих псов махали
Укороченным хвостом,
Чужд кротам универсалий,
Ты искал повыше дом.
Скорбью медий окрапивен,
Звук тягуч и ломок луч.
Только башен прозорливей
Бьющий из-под ивы ключ.
Новый мир в туманах вызрел.
Жезл распахивает грудь.
День шестой – начало жизни
Новыми мы вышли в путь.
Говорливы и вихрасты,
Мы идём в семи ветрах,
Новых дней экклезиасты,
Смог развеивая в прах.
Белизны святой провидцам,
Расцелованным росой,
Время вешней освятиться
Воскрешающей грозой.
В тайны вещих святогорцев
посвящённые Ильёй,
Мы замешаны на солнце
Предрассветною порой.

Запутавшийся в терниях светил,
В химерах каменных расчерчен на квадраты,
Прикручен к плоти проводами жил,
жил город, закольцованный в закаты.
На палубах авроры-корабля
им тонкий вес мой был предельно стянут,
но волей выдохнутый стих манил меня
И торопил к отчаянности пьяной.
Выхватывал из радуги зарниц
негаснущие свеч метаморфозы
в чугунном граде равнодушных лиц
корнями веры из постылой прозы.

Скитаться в неисследованных дебрях
Идей, теорий, мозговых метро
Нам времени в ментальной атмосфере
Лишь в интервалах жизненных дано.
Мерила жизни ломками притушен
Расплав осознанности, с болью сопряжён.
В волнах рассвета гаснущие души
Глотают воскрешающий озон.
И обдают сиреневой волною,
И зажигают новых танцев ритм,
Забыв укоры в струнном разнобое
Спеша к мечтам свершившимся своим.

«Серебряные звуки»

Текут вереницы звуков
сквозь бледную музыку листьев
в туманные тени света
по острым ресницам звезд,
по отражениям окон,
по льдинкам медуз стеклянных,
по отблескам и осколкам
сбегая зигзагом слез.

Деревьев внимая всхлипам,
ветвей обгорелых всплескам,
в изломанных ветром пальцах
на ранах разбитых луж,
плывете вы, сном объяты,
ночей серебристых рыбы,
печальной луны осколки,
кровоточащих душ.

О, девы с мраморным сердцем,
вы, струны небесных гимнов,
на островах забвенья,
на крышах, на площадях,
вас камни метро глотают,
гробницы зеркального эха,
как призрачные мгновенья,
как мертвую пыль в устах.

Мир залатан кроваво
скудосердием черни,
До краёв наполняя вкусом горечи
плач.
Мы бредём в меднолистье,
так что в памяти дебрях
Не словами пустыми –
ритмом сердца маячь!
Шаг верблюжей иглы тих во льнах послецветья,
В фетр залатанных шляп вписан струн код иной.
Зреет, небом крылат, кокон белых столетий,
Затаённой слезы ливень снов проливной.

Сплетая сети из драконов кружев
В протуберанцах розовых свиней,
Как волчий вой, к чужим страданьям чуждый,
Свистят над ухом плети грозных дней.
Ночь леденит лицо
луны гортанью,
крылом совиным гасит огнь лампад,
На люстрах аур солнечно зеркальных
в тоннелях листьев месит стихопад.
Исторгнуты безсонницею строки.
Пленить не в силах их летящий шлейф
событий волны в играх цифро-лохов
В агонии пяти седых морей.
Мелькают суетливо пальцы плазмы
над огненной галактикой в печи,
В клубах волнующихся нежности всевластной
Присядь с бокалом ночи и молчи.

Пьянила ночь в хрустящей синеве,
В напеве долгом тишины шипели звёзды.
Сквозь кожу прорастало стихоносно
Морганье век в сияющей листве.
Морозный воздух память оросил,
Свечой оплавленной над фонарями свиснув.
Мерцанье чувств мешая с силой мысли,
Явилось с Млечного пути стихир такси.
Слоями лепестков фонарь сверкал
В кромешном одиночестве видений.
Там, распускаясь морем светотеней,
Впадало время в каменный портал.
Сердечность мига выпита дотла.
Порогом вспенены часов иных мгновенья,
Дым взора стынет до остеклененья,
Прощанья горечь губы обожгла.
Соль благодати взор мой собирал,
Ликуя в пламенно карминовом блаженстве
Струй росчерки и огненные жесты
В листве дорожной ветер изломал.
Пружинит времени безхвостая змея,
Боль расширяет к небу сердцеоких.
Виждь, как восстали новые пророки
На перекрёстках с новым бытия.

Мелодий ветры лишь случайно ловим,
Не накормить любовь червями снов,
дар солнечный - удар реальной боли
по вере глубже квантовых основ.
Прозрачной радугой водо-воздушной пыли
В нас зреет лето в сумерках земли,
несомы ветром, мы то сонно стынем,
то с якоря снимаем корабли.

Из пены цифровых пародий тела,
где в белый цвет не складывался луч,
тень виртуальной плотью шелестела,
перекликаясь с настроеньем туч.
Флюиды розовых свиней лиц золочёных
Замусорили фильтры сердца струн
И шарит пальцами стальными мозг ученых
В печали лунной каменных лагун